— У тебя ноги совсем ослабели, мама. Может, переедешь к нам? — спросил Серёжа, стараясь скрыть тревогу в голосе.
— Нет, сынок, — ответила Валентина, не отрывая взгляда от окна. — В этом доме я жила с твоим отцом. Здесь и останусь.
Снег плотным покрывалом укутал дорожку к калитке, словно природа сама хотела изолировать её от внешнего мира. Сумерки медленно заполняли комнату, но Валентина не спешила включать свет. В темноте было легче. Легче думать, легче вспоминать. Особенно когда мысли становились такими же тяжёлыми, как могильные плиты. Три месяца. Всего три месяца прошло с тех пор, как Виктора не стало. Его сердце просто остановилось однажды утром, когда он вышел кормить кур. Упал там, между сараем и яблоней, которую сам посадил три десятилетия назад.
На комоде стояла их свадебная фотография. Она — в белом платье с вышивкой, которое шила сама, он — в костюме, взятом напрокат, но счастливый, будто бы это был самый важный день в его жизни. Валентина провела пальцем по стеклу, стирая тонкий слой пыли с его улыбающегося лица.
— Слишком хороший ты был для меня, Витя. Слишком, — прошептала она, чувствуя, как комок подступает к горлу.
Она помнила всё. Тот август 1981 года, когда Алексей уехал в Ленинград поступать. Обещал вернуться, писать. Но письма приходили всё реже, а потом и вовсе прекратились. А она, глупая деревенская девчонка, продолжала ждать, любить его так, что сердце разрывалось на части. И когда узнала, что беременна, мир вокруг неё рухнул.
Виктор появился как спасение. Молчаливый, работящий, влюблённый в неё с восьмого класса. Он предложил жениться, даже не подозревая, что под её сердцем уже рос ребёнок. И она согласилась, решив, что так будет лучше — для ребёнка, для неё, для всех.
— Сынок, ты как папа, такой же упрямый, — говорил Виктор пятилетнему Серёже, ласково трепля его по вихрастой голове. А у Валентины каждый раз что-то сжималось внутри. Потому что сын был точной копией Алексея — те же раскосые глаза, та же ямочка на подбородке.
Когда родилась Марина, история повторилась. Она встретилась с Алексеем на одну ночь, когда он приехал в деревню хоронить мать. Всего одна ночь, полная отчаяния и старой любви. И снова — беременность, и снова — ложь.
— Наша девочка — вся в тебя, Валюша, — радовался Виктор, не замечая, как дочь морщит нос точно так же, как человек, о котором он ничего не знал.
Годы шли. Дети росли, не подозревая, что в их жилах течёт другая кровь. Виктор строил дом, сажал яблони, любил семью так, как мало кто умеет — тихо, надёжно, без лишних слов. А она… она несла свою тайну, как крест.
Была ночь, когда она почти призналась. Дети уже выросли, разъехались. Серёжа стал инженером, Марина — учительницей. Они с Виктором лежали в постели, он гладил её седеющие волосы.
— Витя, я должна тебе кое-что сказать… — начала она, но он уже спал, его дыхание ровное, спокойное. И она поняла, что не сможет разрушить этот покой. Никогда.
Кладбище утопало в сугробах. Валентина медленно шла между могил, опираясь на палку. Нашла его. Села на скамейку рядом. Положила ладонь на холодный камень.
— Ты знаешь, Витя, — её голос дрожал, — дети приезжали на прошлой неделе. Серёжка внуков привозил. Младший так похож на тебя — те же морщинки у глаз, когда улыбается.
Она замолчала. Где-то вдалеке каркали вороны.
— Я всю жизнь думала, что однажды скажу тебе правду. Что наши дети… — голос сорвался. — Но теперь понимаю: они были твоими. Всегда. По-настоящему. Ты был им отцом, каким настоящий отец никогда бы не смог стать.
Ветер швырнул горсть снега ей в лицо. Она не стала вытирать.
— И знаешь что ещё, Витя? Я не любила тебя так, как должна была вначале. Но потом… потом я полюбила. Тихо, незаметно для самой себя. И эта любовь была настоящей — куда более настоящей, чем та юношеская страсть.
Она встала, с трудом распрямляя спину.
— Наверное, есть тайны, которые лучше унести с собой. Это моя. И она останется со мной до конца.
По дороге домой Валентина обернулась. Кладбище постепенно скрывалось в снежной пелене. Как и её прошлое, которое теперь окончательно стало только её ношей.